Книга Кагала [3-е изд., 1888 г.] - Страница 16


К оглавлению

16

Тягостное экономическое положение народа самым рельефным образом выражается в следующей жалобе еврея на духовенство синедриону: «Я, мирянин, в поте лица кушаю хлеб свой. Сколько трудов я должен перенести, чтобы добыть хлеб, а десятинами и сборами, которыми мы обложены, и счета нет! Я должен пахать, сеять, жать, собирать, молотить, сушить, очищать; затем: молоть, квасить, мешать тесто, печь и утром уже торопиться к порогам домов священника и левита, чтобы принести им, кроме десятины, еще „хала“ (часть от каждого теста, лепешку), „бикурим“ (первый созревший плод), „бехорот“ (первородных детей и скот), „решит-гагез“ (шерсть от первой стрижки овец и баранов). А при убое скота должен доставить священнику „зероа“ (лопатку), „лехоним“ (челюсти) и „кеба“ (желудок). При всем этом нами однако же еще не довольны ни священники, ни левиты». Как ни мрачна эта картина систематического обирательства, но народ покорно позволял эксплуатировать себя. Евреи сами даже, как говорится в приведенной жалобе, утром торопились к домам священников и левитов, чтобы уплатить им свою повинность. Другого выхода тут не было. Не забудем при этом, что духовенство имело в своих руках полицейскую медицину. В силу этого обстоятельства каждый священник мог запереть еврея, у которого замечены веред, сыпь или другая какая-либо накожная или внутренняя болезнь, на 7, 14 и более дней в собственном его доме, или в отдельной от семейства комнате, в которую ему издали подавали кушанье и сторонились от него вообще, как от зачумленного. По окончании же срока карантина, от усмотрения священника зависело приказать больному принести очистительную жертву и возратить ему свободу или же изгнать его навсегда в колонию нечистых, откуда редко кто возвращался.

Такую же власть дала духовенству полицейская медицина и над домами евреев. Заметив «язву» в стене того или другого дома, священник имел право велеть всем жильцам оставить дом и запереть его на известный срок. Затем он мог приказать сломать стену, в которой сидит «язва», заменить ее новою и дом опять запереть на срок. Если же «язва», по усмотрению священника, этим мерам не уступала, то он имел право велеть сломать весь дом и груз вывезти за город.

Имея в виду случаи необходимости в медицинской помощи со стороны духовенства, евреи аккуратно возили к ним требуемые с них жертвы и десятины и т. п., тем более что этим сборам, как мы выше говорили, сочувствовали и члены сейма, и старейшины. Впрочем, были случаи, что духовенство насильственно брало десятину и прочие сборы. Но подобные случаи были редки.

Результатом значительного числа абсолютных субботних и праздничных дней, субботних годов и изложенной податной системы в пользу храма было то, что правнуки пастухов и пахарей, которые жили здесь до вавилонского плена, евреи второго храма постепенно бежали от земледелия и скотоводства к занятию, которому частые перерывы с наступлением праздников не так вредны и которые закон не обложил тяжелою данью в чью-либо пользу. Этим занятием явилась тогда торговля. Кроме того, торговля имела для евреев еще особенную соблазнительную силу. Выше мы видели, что по еврейскому закону имущество иноверца свободно и что закон этот признает подобное имущество собственностью того еврея, который раньше других успеет наложить на него свою хазаку (право владения), т. е. завладеет этим имуществом какими бы то ни было средствами. После разрыва всех связей, существующих между евреями и окружающими их язычниками, совершившегося в силу введенного сеймом знакомого нам порядка вещей в Иудее торговля осталась единственным фактором, посредством которого каждый еврей нередко даже при содействии местной еврейской власти, а всегда под ее покровительством, мог применять означенный закон на практике. В силу этого порядка вещей евреи постепенно перешли от плуга и нивы к торгашеству, на толкучку. Под влиянием этого порядка вещей и виноградники еврейские потеряли свое вино, а истекавшая когда-то «млеком и медом» земля уже при втором храме постепенно превращалась в пустырь.

С восстановлением политической независимости Иудеи, Иоанн Гиркан покорил идумеев и присоединил к Иудее много городов от соседних народов. Ненависть и призрение к язычникам, затаенные до сих пор под двусмысленною личиною еврейских религиозных, административных и судебных учреждений, ныне торжественно выступили наружу, преображенные в меч и огонь. Храм самаритян был разорен, и не только жившим в еврейских городах, но и в завоеванных чужих городах иноверцам житья не стало. Всем покоренным племенам предоставлено было на выбор обрезание, а с ним вместе еврейская вера или смерть.

Оставлением за собою царской короны Иоанн Гиркан вооружил против себя захвативших в свои руки бразды правления в Царстве Иеговы книжников и фарисеев, с которыми он прежде жил в дружбе и во всем держался их учения.

Присвоение Гирканом царской власти шло против проповедуемого фарисеями догмата о восстановлении трона Давида. По этому поводу на пир, который Иоанн Гиркан дал фарисеям после разорения ненавистного фарисеям храма на горе Гарезим, один из книжников обращается к нему со словами: «Оставь ты царскую корону, ибо священство принадлежит только потомкам Аарона». Кроме сего фарисеи пустили еще в ход молву, будто мать Гиркана была в молодости в плену у язычников, что по законам еврейским лишало Иоанна Гиркана права и на тиару Аарона. Наконец эти выходки окончились жестоким избиением большого числа фарисеев. Иоанн Гиркан на старости лет бросил их учение и сделался последователем Цадока, которого держались гонимые прежде Гирканом самаритяне.

16